А я иду в другую сторону. Серж Кагански (1998)

СЕРЖ КАГАНСКИ: Прошло около трех лет после «Криминального чтива». Тебе надо было переварить шумиху вокруг фильма?

КВЕНТИН ТАРАНТИНО: «Чтиво» вызвало множество заблуждений, упований, дезинформации. Люди, массмедиа говорили такое, что я зачастую думал: «О, это ничего общего не имеет с тем, что пережил я». К примеру, меня упрекали в том, что я распылялся, а я-то считаю, что после «Чтива» ничего не сделал. Ну конечно, я появлялся в нескольких фильмах в качестве актера, но в каждом из них это занимало всего один съемочный день! После получения «Пальмовой ветви» я был совершенно закручен «Чтивом»: прокат, продвижение, интервью в разных странах. Еще я участвовал в «Четырех комнатах». На все это ушел целый год. Впрочем, я не тот режиссер, который выдает по фильму ежегодно. Если я вкалываю год или больше над одним фильмом, то потом по крайней мере еще год хочу потратить на себя или на то, чтобы заняться чем-то еще, почаще общаться с друзьями, близкими – короче, жить. И только таким образом я насыщаю свою работу, наращиваю свой опыт и содержание будущих фильмов. В течение этого суматошного года я участвовал в фильме Родригеса «От заката до рассвета», ставшем для меня поворотным в смысле актерства. Впервые я появился не в комической роли, не в камео, а сыграл настоящего героя, что задело мои актерские струны. На этом фильме я понял, что люблю играть, что хочу развиваться в этом направлении и впредь. С условием, что буду играть самодостаточных персонажей, соглашаться на серьезные роли. Потом я решил экранизировать «Ромовый пунш» Элмора Леонарда – на это ушел еще один год. С книжкой надо прожить какое-то время, для того чтобы нащупать и вылущить свой фильм внутри этого романного пространства. Таков итог этих трех лет. Сначала я занимался «Криминальным чтивом», второй год ушел на жизнь и восстановление сил, еще один я писал сценарий «Джеки Браун».

СК: Не боялся ли ты тогда затевать новую работу после феноменального резонанса «Чтива»?

КТ: Никогда я не боялся, никогда не сомневался в своей способности снимать новые фильмы. Хотя и был уверен, что надо немного повременить: поскольку медиа достигли критической точки, то меня могли только ненавидеть, мною пресытились и от меня уже тошнило. Но очень важно в связи с этим заметить: журналисты довели себя до болезненного состояния сами. Ведь я их ни о чем не просил, не заставлял писать все эти горы статей обо мне, не так ли? Они так мной объелись, что заболели, но еще и переложили за это ответственность на меня. Стало быть, ничего не требуя, я имел право на такой хипиш, а потом на возвращение к нормальной жизни. В таких обстоятельствах лучше было подождать, не торопиться – пока пена сойдет и все войдет в обычную колею. Когда я писал сценарий и готовился к съемкам «Джеки Браун», то уединился, прервал все контакты с прессой, отказался от интервью, телепередач, чтобы сконцентрировать всю свою энергию на работе. И несмотря на это обо мне продолжали писать! «Где Квентин? Что он делает?» (Смеется ). Итак, я ощущал давление медиа, но доверял при этом себе. У меня не было абсолютно никакого желания превзойти «Чтиво», никакого стремления набивать себе цену именно в этом направлении и поддерживать свой образ в массмедиа. Я совсем не хотел оставаться на уровне «Чтива», а решил спуститься на несколько этажей, поработать над скромной историей и более углубленно заняться героями. Это просто-напросто соответствовало тому, что я тогда чувствовал. Я, таким образом, был спокоен относительно своих целей, очень доверял будущему фильму и не хотел «Криминального чтива 2». Раздражали, однако, напыщенные разговоры, которые вели те, кто считал, что я сдрейфил, что успех «Чтива» меня парализовал. Какая гадость! Если они так думают, значит, убежден, они плохо смотрели мои фильмы, ничего не поняли ни в них, ни в том, что я из себя представляю. В художественном смысле я ничего не боюсь. Если я хочу снять такой-то трюк в такой-то манере, если я хочу выбрать такого-то актера, то я это делаю, и точка. Все остальное не имеет значения. Если б я дрейфил по поводу успеха, по поводу своего образа или уж не знаю какой хуйни, то после «Бешеных псов» снял бы фильм, который вызвал бы маленький хай. Я бы не заклинился на «Чтиве», не выбрал бы Траволту, которого никто в то время не хотел, и т. д.

СК: Не думаешь ли ты, что «Джеки Браун» собьет с толку многих фанатов тарантиновского стиля, что некоторые поклонники «Чтива» рискуют разочароваться в этом гораздо менее остром фильме?

КТ: Это неизбежно, но я на это шел. И поставил другой фильм. Ничего удивительного: я знаю, что во мне сосуществует множество разных фильмов. Ну ладно, я вовсе не ворчу на бешеный успех «Чтива», но если такого больше не будет, это не помешает мне спать спокойно. А вообще-то подобный успех мог бы иметь весьма негативные последствия: публика вслед за журналистами сделала бы окончательный вывод по поводу меня лично и моей работы. Как будто я снял шесть или семь фильмов! «Чтиво» было только вторым. Довольно несправедливо – в этом есть какая-то взвинченность – приклеивать ярлык режиссеру, сделавшему два фильма. Они, кажется, забыли, что я в начале своей режиссерской карьеры. Поэтому я верю, что начиная с «Джеки Браун» эта ситуация начнет проясняться. Моя личность состоит из самых разных граней, и у меня еще просто не было возможности – в первых двух фильмах – все их продемонстрировать. Даже если три мои картины имеют между собой нечто общее, я режиссер другой породы, нежели Вуди Аллен, Спайк Ли или Хэл Хартли, которые снимают фильмы, образующие циклы, – фильмы, во многом схожие и по сюжетам, и по изображению, и по атмосфере.

СК: В этом смысле ты скорее похож на Говарда Хоукса, одного из твоих кумиров?

КТ: На Хоукса или Мартина Скорсезе. Их кино мгновенно узнаваемо, но каждый из фильмов этих режиссеров – совершенно отдельный случай. Сейчас, когда я уже сделал три фильма, видно, что и у меня тоже так. И теперь я могу сказать, что следующая картина будет отличаться от «Джеки Браун».

СК: Идея медленного темпа – на старинный манер – была в этом проекте намеренной?

КТ: Когда я писал сценарий, то совсем не думал о таком ритме, о растянутом времени. Мне так нравился материал, я был так очарован персонажами, так погружен в историю, что вообще не думал об общем ритме. Как и в большинстве романов, ты сначала знакомишься с главными героями, пытаешься завязать с ними отношения. Представим, что фильм – это автомобиль; герои сидят – кто за рулем, кто на заднем сиденье, исподволь закручивается интрига. С самого начала зритель сидит вместе с героями. Они знакомятся в момент завязки – и это не поверхностная ситуация. Речь идет о том, чтобы узнать героев по-настоящему, втянуться в общение. С этой точки зрения образцовым фильмом для меня остается «Рио-Браво». И в «Джеки Браун» входишь в контакт с героями таким же образом: идешь с ними в бар, выпиваешь, куришь косячок, смотришь телевизор, слушаешь диски. Надеюсь, что к концу фильма ты уже знаешь этих людей как своих старых друзей. Вот это я и люблю в фильмах Хоукса. Тебе доставляет удовольствие проводить время с его героями, потому что они милы, жизнерадостны, колоритны – это отличная компания для прогулок и загулов. Спустя час после начала завязка изменяет развитие сюжета. Завязка «Джеки Браун» настолько сильная, «вкусная», что дает возможность лучше узнать протагонистов фильма и все нюансы их личности. «Джеки Браун» – в отличие от «Бешеных псов» и «Чтива» – проживается прежде всего персонажами.

СК: Осознаешь ли ты, что идешь против основного потока американского кино, использующего спецэффекты, быстрый монтаж, сверхраскадровку и длиннофокусные объективы?

КТ: Да, но я верю, что всегда найдется публика для такого старомодного кино. Я пересмотрел кучу фильмов 70-х годов, и они по-прежнему смотрятся, они столь же уместны сегодня. В детстве я смотрел некоторые из тех фильмов по пять-шесть раз, и никогда они мне не надоедали. Вот говорят о ритме и скорости, установленных для зрителей-подростков, но существует столько людей, ненавидящих эти стандарты. Проблема состоит в том, что именно подростки являются сегодня зачастую единственной публикой, которую мы обслуживаем. Но с «Джеки Браун» все ясно: я обращаюсь к другим зрителям. И моя позиция такова: если какой-то зритель говорит мне, что я должен был ускорить ритм, я ему возражаю, настаивая, что это он должен притормозить.

СК: Одна из самых замечательных сцен фильма – когда Макс (Роберт Фостер) внезапно приходит к Джеки (Пэм Грир), она готовит ему кофе и т. д. Этот эпизод прекрасен не только сам по себе, но и как полная противоположность тому, что ты делал в первых фильмах.

КТ: Когда героиня Пэм Грир выходит из ванной, чтобы открыть дверь Максу, сразу можно сказать, что она только что проснулась. И что это тем не менее не мешает ей оставаться такой же красивой. Но ее красота не стандартна, она не из модных журналов. Ее красота гораздо дороже, она намного более трогательная и значительная. Это красота женщины, которая знает жизнь и слегка ею пресытилась.

СК: Может быть, этот фильм надо смотреть дважды?

КТ: Я не делаю фильмы только для премьерного просмотра в пятницу, а пытаюсь снимать те, что удержались бы во времени; я хотел бы, чтобы мои картины смотрели по три, четыре, пять раз в течение пяти или десяти лет и чтобы они становились лучше при каждом новом просмотре. Именно это произошло со мной в случае «Рио-Браво». Я не помню, сколько раз смотрел этот фильм, но уверен в том, что с каждым разом он мне все больше и больше нравился. Думаю, что «Джеки Браун» имеет больше шансов, чем другие мои работы, стать именно таким фильмом. Многие видели «Бешеных псов» и «Чтиво» по множеству раз, но, мне кажется, мой последний фильм оставит более глубокий след и окажется более стойким ко времени. «Бешеных псов» и «Чтиво» пересматривают точно так же, как возвращаются к прослушиванию альбома: тут важен немедленный отклик. Нам нравятся определенные куски, их можно смотреть, не сосредоточиваясь, в компании, выпивая, потом вдруг сконцентрироваться на какой-то любимой сцене, как на песне или даже припеве… С «Джеки Браун» – другое. Думаю, что этот фильм надо смотреть (и пересматривать) от начала до конца, оставаясь внутри, ни на что не отвлекаясь, потому что герои, да и сам поток повествования этого требуют. И при каждом просмотре волнение, чувства зрителей становятся все более и более сильными, все более глубокими.

СК: В «Джеки Браун» отношения черных и белых совершенно лишены «проблемности».

КТ: А я и не рассматриваю африканское происхождение Джеки и европейскость Макса как социальный мотив, потому что цвет кожи совершенно не имеет значения в их истории любви, в том влечении, которое они испытывают друг к другу. Они настолько близки в своей грусти, сдержанности, они люди одного возраста, и у них одинаковое отношение к жизни – так что цвет кожи абсолютно выпадает из сюжета.

СК: В качестве примера расовых и культурных недоразумений можно привести реакцию на слово «ниггер», которое часто возникает в диалогах этого фильма: оно шокировало некоторых чистоплюев. Это слово имеет разные значения в зависимости от контекста и героя, его употребляющего.

КТ: Черные произносят его постоянно… Когда я сочинял своих героев и писал диалоги, я пытался сделать их как можно более правдивыми. И гарантирую, что поведение и речь моих персонажей в точности соответствуют тому, что они собой представляют. Орделл то и дело говорит «ниггер», потому что такова культура его речи. Огромная часть черных американцев употребляет это чертово слово две тысячи раз на дню. Орделл – один из них. И в его устах это слово не имеет никакой расовой коннотации. Когда Орделл называет Луиса «my nigger», – это комплимент высшего разряда, это означает «мой кореш», «мой брат». Во всех моих фильмах я постоянно играю словами, их звучанием, двойным смыслом… Мне нравится пляска языка, я люблю сделать так, чтобы речь моих героев состояла из свингующих слов. И можно сказать, что в этом фильме они пляшут со словом «ниггер» до изнеможения.

СК: Все говорят о твоей музыкальной эрудиции и о ее умелом использовании. Но не являются ли именно диалоги настоящей музыкой твоих фильмов? Я хочу сказать, что твоя работа с Сэмюэлом Л. Джексоном сравнима с партнерством автора песен и певца. Ты станешь для Сэмюэла Л. Джексона тем, кем Норман Уитфилд был для Марвина Гэя.

КТ: Блестящая аналогия. Обычно, когда мне задают вопросы о Сэмюэле, нас всегда сравнивают с парочкой Де Ниро – Скорсезе. Думаю, что никто не произносит мои диалоги с таким счастьем и с таким пониманием, как Сэм. Другие актеры тоже замечательны, но Сэм не довольствуется тем, что он хороший актер. Ему удается зацепить музыкальность моих диалогов и заразить ею зрителей. В речи черных гораздо больше музыкальной пластики, и когда Сэм произносит написанные мной слова, создается впечатление, что он их напевает. Однажды я ему сказал: «Сэм, никто так хорошо не играет музыку моих диалогов, как ты». И он мне вернул комплимент: «Квентин, никто, кроме тебя, не пишет такой прекрасной музыки». (Смеется ).

СК: Ты дал Де Ниро роль почти немого персонажа, чтобы противопоставить его герою Сэмюэла Л. Джексона, у которого язык хорошо подвешен?

КТ: Конечно. Я считаю, что работа Де Ниро отменна, он сыграл невероятно тонко. Эта роль требовала сверхточного владения телесной пластикой. Говоря откровенно и без всякого преувеличения, Роберт Де Ниро – самый лучший, самый упрямый, самый безупречный актер, когда надо сыграть героя на глубине возможного перевоплощения. Когда он влезает в шкуру персонажа, то никаких зазоров не остается! Я ему рассказывал о роли по телефону, и вдруг он меня спрашивает: «Что носит этот говнюк?» (Смеется ). Он действительно невероятно глубоко проник в образ Луиса. У нас был восхитительный момент во время подготовительного периода. Мы выбирали костюмы и аксессуары: какое оружие он использует, нужны ли ему водительские права, какие сигареты он будет курить и т. д. Короче, мы пришли в отдел бижутерии. Я подумал: «Луис ничего такого не наденет, это не его стиль, у него даже часов не будет». В эту секунду Де Ниро посмотрел на меня и говорит: «Знаешь, по-моему, Луис все это дерьмо не носит, как думаешь…» (Смеется ). А когда видишь Де Ниро в других фильмах, на нем навешано столько побрякушек. (Смеется ). Тот эпизод в магазине восхитительно продемонстрировал наше взаимопонимание.

СК: Ты остаешься и теперь зрителем-фанатом?

КТ: Да. Но в кино я бываю гораздо реже. Раньше я только и делал, что смотрел фильмы. Сейчас я трачу время на то, чтобы изучить что-то другое. Я, например, неплохо занимаюсь спортом, продолжаю много читать… Но по-прежнему влюблен в кино. Только что начал собирать личную коллекцию старых фильмов, настоящие шестнадцати- и тридцатипятимиллиметровые копии – это меня займет на ближайшие годы. Забавно – меня часто спрашивают, что же я думаю о новых технологиях, купил ли я какой-нибудь новый суперприбор… А я иду в противоположную сторону, хватаю кинопроектор с шестнадцатимиллиметровой пленкой и погружаюсь в историю кино.