Тарантино, "тарантинчики" и Тарантини
Конечно, американский режиссер Квентин Тарантино стал известным сразу же после выхода своего дебютного фильма Бешеные псы". И все-таки "эпоха Квентина" (если так, на японский манер, как, допустим, "эпоху Мэйдзо", а также учитывая немалую склонность Тарантино к кинематографу Востока, правда, в большей степени - к гонконгскому) началась после того, как его вторая картина "Криминальное чтиво" в мае 1994 года завоевала "Золотую пальмовую ветвь" на Каннском фестивале, а выйдя в прокат США в октябре, получила невероятные кассовые сборы - $108 млн. Успех ожидал эту ленту и в других странах, а сам 31-летний режиссер моментально стал культовой фигурой в мировом кино.Появилась как бы новая точка отсчета - кинематограф до "Криминального чтива" и после него. Квентин Тарантино казался представителем кино XXI века, первым, кто сумел преодолеть не только формальную, но и смысловую неопределенность и запутанность экранного искусства двух последних десятилетий и прорваться в некое "над-пространство", вне узкопрофессиональных кинематографических игр и проповеднических идеологических стратагем. "Чистый кинематограф", понятый как всеобщая фикция, не был праздником лишь для избранных, но и не преследовал цели манипулирования зрительскими массами, хотя захватывал их, заставляя и волноваться, и смеяться в едином порыве. Тарантино, по собственному признанию, больше всего любил наблюдать за реакцией зала в один из самых подлинно аттракционных моментов фильма - после возгласов почти в состоянии ужаса от лицезрения гигантского шприца, всаживаемого прямо в сердце молодой женщины, впавшей в наркотическую кому, публика потом с восторгом избавлялась от напряжения в столь же резком комическом расслаблении.
Шок лечат шоком, клин вышибают клином. Как же превзойти самого себя, добившись большего эффекта? Этот сакраментальный вопрос стоял прежде всего перед Квентином Тарантино после "Криминального чтива", поскольку трудно было не угадать, что немало иных режиссеров тут же кинутся осваивать обнаруженный первопроходцем "новый Клондайк", впав в "тарантиновскую золотую лихорадку". Появление больших и малых "тарантинчиков" не заставило себя ждать - и сам новоявленный мэтр приложил руку к их распространению, реализуя как давнюю мечту об актерской стезе, так и выступая в качестве продюсера или сценариста в лентах молодых коллег. Разочарование, постигшее многих после выхода осенью 1995 года коллективного проекта "Четыре комнаты" (Тарантино снял для него одну из новелл), в некоторой степени было сглажено после выпуска в январе следующего года ленты "От заката до рассвета" Роберта Родригеса, еще одной культовой персоны последних двух лет - Квентин Тарантино был сопродюсером, сценаристом и исполнителем одной из главных ролей.
Тем не менее все равно можно услышать почти злорадные рассуждения, что новоявленный кумир превратился в дутую личность, говоря иносказательно - в вампира, подобно своему последнему киногерою, который сгорит без следа, если воткнуть в него ножку от ресторанного столика или же подставить под лучи восходящего солнца. Порождение тьмы исчезает с приходом рассвета. То, что представлялось значительным минувшей ночью, пропадет, оставив лишь бледную тень былой славы.
С одной стороны, хулители, безусловно, правы. Тарантино уподобился классическому персонажу Бомарше, появляясь то тут, то там, с детской непосредственностью наверстывая упущенное, ведя себя именно как ребенок в кондитерской лавке в отсутствие родителей и продавца. Он забавляется от души, играя эпизодическую роль эанудливого гостя на вечеринке в фильме "Спи со мной" Рори Келли, комически выворачивая наизнанку одну из любимых лент публики - "Супер-ас" Тони Скотта, трактуя отношения летчиков истребителей исключительно с гомосексуальной точки зрения. С дьявольским наслаждением примеривает роль заштатного рок-н-ролльного демиурга в картине "Дестини включает радио" Джека Бэрана, кажется, делая больший акцент не на "судьбоносности" этого самого Дестини, а на его придурочности и склонности к дешевым эффектам. Словно соревнуясь с Джоном Травольтой, сыгравшим ребячливого убийцу-любителя комиксов в "Криминальном чтиве", выводит на всеобщее обозрение простодушного и недалекого громилу-рассказчика анекдотов в "Десперадо" Роберта Родригеса. Почти в пародийном плане играет как бы самого себя в четвертой новелле фильма "Четыре комнаты", инсценируя кроваво-смешной эпизод из несуществующего триллера Альфреда Хичкока (как ни странно, на этот "прикол" купились некоторые критики, не помнящие творчества "маэстро саспенса" наизусть). Наконец, с редким сарказмом по отношению к собственному имиджу воплощает на экране одного из братьев-бандитов в ленте "От заката до рассвета".
Упомянуты случаи лишь непосредственного появления Квентина Тарантино в кадре (еще надо добавить к списку фильм "Тот, кого следует любить" Александра Рокуэлла). А еще есть сценарные опыты - как до создания Pulp Fiction ("Настоящая любовь" Тони Скотта, "Прирожденные убийцы" Оливера Стоуна), так и только что реализованные ("От заката до рассвета"), кроме того, продюсерские инициативы - "Убийственная Зоэ" Роджера Эйвари, соавтора сценария "Криминального чтива", альманах "Четыре комнаты" Эллисон Эндерс, Александра Рокуэлла, Роберта Родригеса и самого Тарантино, "От заката до рассвета" Родригеса. Также имя Квентина Тарантино упоминалось на предварительной стадии разработки сценария "Багрового прилива" Тони Скотта.
Созданная Тарантино еще до съемок "Криминального чтива" собственная кинофирма Bandе a part (названная так в честь фильма Жан-Люка Годара, который можно переводить по-разному: "Отдельная банда", "Особая банда", но и "Независимая кинолента"!) находится под крылом взлетевшей, в том числе благодаря успеху Pulp Fiction, компании Miramax из числа тех, кто номинально еще не причислен к "большой семерке" majors, то есть супергигантов Голливуда, но фактически является самостоятельным подразделением могущественной Buena Vista, порожденной еще Уолтом Диснеем. Так непостижимым образом деятельность Квентина Тарантино, одного из возмутителей спокойствия в "чинном голливудском семействе", оказывается связанной с ловко продуманной и порой почти заигрывающей с молодыми дарованиями политикой "новых американцев" в Лос-Анджелесе, которые готовы время от времени сладкую "фабрику грез" менять на шоковую "криминальную фикцию", словно придерживаясь принципа "пряника и кнута".
Однако вывод относительно быстрого обуржуазивания Квентина Тарантино, угадавшего неоконъюнктуру, тоже был бы преждевременным. Его не лишенная хитроумности тактика поведения в ситуации будто обрушившейся с небес славы заключается в том, что Тарантино как бы соглашается играть роль "вечного капризного ребенка", дорвавшегося до сладостей, может быть, даже сознательно подставляется под удары самых непримиримых поклонников, разочарованных из-за того, что любимый мастер предпочитает теперь поддавки, бирюльки, заурядное придуривание. Между прочим, за два года (и пока, кажется, не объявлено о новых личных проектах) Квентин Тарантино не рискнул выступить исключительно с собственным произведением - шутка-двадцатиминутка в киносборнике "Четыре комнаты" все-таки не в счет.
То ли интуитивно, то ли согласно четкому осознанию места "Криминального чтива" в истории американского и шире - мирового кино, режиссер, которому исполнилось только 33 года (как считается, возраст Христа), понимает, что, как ни сопротивляйся, все равно не удастся избежать повторения судьбы и Орсона Уэллса с его великим "Гражданином Кейном", и Жан-Люка Годара тоже с шедевром-дебютом "На последнем дыхании". Неизбежно (оставив после себя массу неосуществленных замыслов, незавершенных работ, лишь частично авторских лент, компенсируя простои интенсивной актерской карьерой - или же, напротив, снимая фильм за фильмом, словно опасаясь, что иначе сразу же прервется жизнь) станут все, что было и будет сделано, сопоставлять с пиковым достижением, в какой-то степени обязанным не только большому таланту, но и воле слепого случая, совпадения всех мыслимых и немыслимых условий появления эпохального сочинения. Поэтому сам Тарантино не боится быть "тарантинчиком", потешая публику подобно заезжему комедианту, клоуну из шапито, будто открещиваясь от приписываемого величия - как от злой демонической силы, способной запросто сгубить излишне доверившихся лести и фимиаму.
Например, фильм "От заката до рассвета" - всего лишь хорошее развлекательное кино, лишенное глубокомысленных претензий, "стебное чтиво для глаз", не стремящееся превратиться еще в одну киноэнциклопедию американской жизни на закате ХХ века, в канун рассвета XXI столетия. И в отличие от предшествующих лент "Десперадо" и "Четыре комнаты", к которым тоже причастен "бессмертный Квентин", в новой работе уже отсутствует прежде непреодоленная до конца напыщенность и многозначительность, особенно заметные именно на фоне сюжетной незамысловатости рассказываемых историй. Стилевые излишества, дозволяемые только в сцене битвы с вампирами, оправданы жанрово, а кроме того, в самые изощренные по исполнению моменты создатели картины "От заката до рассвета" не теряют иронии по отношению к самим себе и своим героям, воспринимая все поведанное как "бандитско-вампирскую байку", которой уж точно не стоит верить.
И некоторые эпизоды самопародийны в сопоставлении с похожими ситуациями в фильмах "Настоящая любовь", "Криминальное чтиво" и "Прирожденные убийцы" - Квентин Тарантино с издевкой разделывается с последними проблесками "тарантиномании", демонстрируя оборотническую природу даже того, что ранее вывел под видом "криминальной фикции". Преступники и заложники оказываются в равной степени жертвами в притоне тайных вампиров в Мексике, и в живых остаются не доморощенные пророки и неразумные убийцы, а двое более уравновешенных созданий - старший брат-бандит, умеющий контролировать себя, и юная дочь бывшего пастора, которые, вопреки типичному финалу гангстерских сказок, расходятся по разным путям и вряд ли когда-нибудь еще встретятся.
Лучше вышучивать свое же творчество, нежели пытаться ему всегда и во всем соответствовать, стараясь не уронить поднятую столь высоко планку. Штучное произведение, ключевое творение (по-французски как раз шедевр), фильм-веха неповторимы изначально и в принципе. Последователи и подражатели могут лишь растаскивать его по отдельным частям, тиражировать до бесконечности сюжетные находки и кинематографические приемы - но тайны так и не постичь, скрытого духа не уловить, а кумиров подвергнуть невольной дискредитации.
Плодотворнее стремление шагнуть куда-то в сторону, пусть и без особой удачи (так, в частности, поступил бывший "тарантиновец" Роджер Эйвари, сняв после "Убийственной Зоэ" мало кем ожидаемую от него изысканно пластичную фантастическую ленту "Мистер Ститч"). А юный Кевин Смит из нового поколения "видеотечных крыс", покоривший своей "прикольной" ультрамалобюджетной черно-белой картиной "Продавцы" в параллельной программе "Двухнедельник режиссеров" того же Каннского фестиваля 1994 года, в какой-то степени изменил себе, сняв самоповторный фильм "Тусовщики" (или "Крысы из супермаркета"), который порой мало чем отличается от идиотских комедий, рассчитанных на учеников старших классов престижных колледжей из Малибу и Беверли-Хиллз.
Испытание на втором по счету произведении должен теперь пройти еще один из очень молодых и подающих надежды - Эдвардс Бёрнс, поставивший комедию-мелодраму "Братья Макмаллен", которая, впрочем, по тонкой иронии ближе к творчеству не Квентина Тарантино, а постановщиков постарше - Хэла Хартли и Джона Джоста, остающимися словно демонстративно маргинальными фигурами на американском киноландшафте. Так же, как и Джим Джармуш, ни за что не желающий двигаться в сторону кинематографической Мекки в Калифорнии (стиль Джармуша по-своему развивает в лентах "Джонни-Замша" и "Жизнь в забытьи" Том Ди Чилло, его бывший оператор).
Более тарантиновским кажется остроумно придуманный (прежде всего в финале) триллер "Подозреваемые лица" Брайана Сингера (знаменательно, что сценарий Кристофера Маккуори был отмечен "Оскаром" в той же категории, как и "Криминальное чтиво", а до этого - "Тельма и Луиза" Ридли Скотта и "Возмутительная игра" Нила Джордана. Складывается определенная тенденция награждения по-настоящему оригинальных работ "утешительными призами имени "Гражданина Кейна", по язвительному замечанию критиков. В явно жесткой манере кроваво-сексуальных драм работают еще двое молодых независимых режиссеров - Грегг Араки ("Жизни - предел", "Поколение игры "Дум") и Доминик Сена ("Калифорния"). А Ричард Линклейтер, который старше Тарантино на два года, кажется, первым зафиксировав выход на сцену "поколения Х", сняв в 1990 году картину "Бездельник" (но слово "слэкер" уже входит в обиход наравне с "яппи", "эксером" и "хакером"), предпочел далее развивать не "стебную", а более лирическую линию молодежного "романса о влюбленных" в фильме "Перед рассветом". Как и упомянутый выше Рори Келли в своем дебюте "Спи со мной" (и он был представлен во все том же Канне-94, в программе "Особый взгляд"), немножко бесформенном, но достигающем пика зрительского интереса именно благодаря присутствию на экране в уморительной роли Квентина Тарантино, который совершает маленькое чудо в отличие от большого чуда Pulp Fiction, созданного практически параллельно (кстати, и снимал обе ленты один оператор - поляк Анджей Секула).
И, наконец, есть очень талантливый Роберт Родригес, хотя нельзя не признать, что "Марьячи" ("Музыкант"), снятый в течение двух недель за анекдотическую сумму $7000, выглядит миниатюрным бесхитростным сюрпризом по сравнению с более дорогостоящими и осуществленными с чрезмерными спецэффектами последующими работами, включая "От заката до рассвета". Повышенное внимание и, как ни парадоксально, большой бюджет могут порой губительно подействовать на многообещающих режиссеров (как уступка Голливуду и даже в качестве провала была, например, почему-то воспринята вполне достойная их редкостного кинематографического дара картина "Зицпредседатель Хадсакера" братьев Коэнов, ранее прославившихся "Бартоном Финком"). Другой каннский триумфатор Стивен Содерберг, который, кстати, старше Тарантино всего на два месяца (все-таки любопытно, что именно в Канне открывают многие из славных имен в американском кинематографе) по-прежнему склонен работать вне системы большого Голливуда, но, к сожалению, не может даже приблизиться к высочайшему уровню фильма "секс, ложь и видео", прозорливого психологического портрета Америки в конце ХХ века.
Квентин Тарантино стал лидером и своеобразным символом нового кино США потому, что сломал или перевернул многие из прежних представлений о кинематографе, но, в сопоставлении с братьями Коэнами и Содербергом, последний по счету обладатель "Золотой пальмовой ветви" из числа американцев смог завоевать, кроме интеллектуальной публики, и признание миллионов зрителей во всем мире, что удается очень редко. "Криминальное чтиво" - самый кассовый каннский лауреат, и, помимо всего, вошел в сотню наиболее коммерчески выгодных фильмов в истории американского кино. Уже одно это ему зачтется - и место в анналах обеспечено. А "эпоха Квентина" еще продолжается - в ожидании того, что режиссер сделает свою третью персональную ленту.
Что касается загадочного для многих Тарантини, вынесенного в заголовок данной статьи, остается сообщить, что есть в Италии откровенный ремесленник Микеле Массимо Тарантини, снимающий ленты самых разных жанров - от ужасов до мюзиклов, которого так и хочется порой причислить к худшим постановщикам в мире (на самом деле, нет пределов для худшего!). Между Тарантино и Тарантини лежит громадная пропасть, которую, среди прочих, заполняют и "тарантинчики". Фамилии отличаются всего на одну букву - но почувствуйте разницу!